Еще до приезда Бальзака в Верховню, Эвелина снабдила Оноре большой суммой денег (называют разные суммы), для того, чтобы он купил в Париже усадьбу, в которой мог бы жить сам, а позднее могла бы жить будущая чета Бальзак. Надо сказать что уже долгое время до того Эвелина помогала писателю деньгами, и на очень большие суммы – речь шла о десятках тысячах франков. Кстати, сам Бальзак однажды написал, что как вдова, Ганская «имела наследство в 1000 душ и доходом в 20000 франков, но и долгом в 80000 франков».
Но нас интересует не это, а дом, в котором Оноре и Эвелина жили после того, как покинули Верховню. В качестве будущего семейного дома Оноре выбрал весьма интересный объект в истории Парижа – часть бывшей усадьбы Божона.
Будучи в Париже, описывая потом для вас дворец Мечислава Потоцкого на авеню Фридлянд (Avenue de Friedland), мой прекрасный проводник Людмила Голычева показала мне дворец напротив – сказав, что это дом баронов Ротшильд. «А вот слева от него – место, где был дом Бальзака». Мы пошли туда, и я увидел место, где жил Оноре де Бальзак. Позже Людмила помогла мне восстановить историю этого места. Сейчас это – красивые широкие улицы, подобные Фридлянд, но ранее всё выглядело совсем иначе. Здесь, вплоть до Триумфальной арки на Пляс д’Этуаль (place de l’Étoile) был большой английский парк с причудливыми строениями. Место это к тому же тогда носило довольно оригинальное название – «Безумие Божона» (Folie Beaujon). Почему?
Принадлежало этот парк и всё, что в нём было выстроено, месье Николя Божону (Nicolas Beaujon), простолюдину, который фантастически разбогател после удачного брака и стал банкиром двора короля Людовика XV (Louis XV), да и Людовика XVI тоже. Божон, кстати – владелец того самого Елисейского дворца (Palais de l’Élysée), резиденции Президента Французской республики. Божон прикупил Hôtel d’Évreux, как тогда назывался будущий Елисейский дворец, за миллион ливров и значительно его перестроил. Будучи при огромных деньгах, Божон задумал превратить местность, бывшую в те времена практически нежилой окраиной Парижа, в некую уединенную загородную резиденцию. Для этого он привлек архитектора Николя-Клода Жирардена (Nicolas-Claude Girardin) и за два года создал здесь поместье площадью более 12 гектаров. Жирарден создал для него дворец удовольствий. Все получилось весьма экзотично – был построен с центральный дом с четырьмя смежными флигелями, в которых Божон поселил своих четырех любовниц, которые, как говорили, более чем терпели друг друга, приглашая друг друга пообедать и пообщаться в своих покоях без своего покровителя. Иногда Божон собирал их всех вместе в своей центральной квартире, чтобы Они могли развлечь его вечером своей блестящей беседой и другими прелестями.
Павильон Безумие Божона — то самый главный дом
(Pavilion Folie Beaujon)
Следует упомянуть, что это подобное гарему существование засвидетельствовано только в период после ранней смерти его жены, умершей еще в 1769 году. У них не было детей, и Божон так и не женился повторно. Помимо дворца, Божон устроил здесь обширный парк в английском стиле, в духе модного тогда во Франции желания аристократии быть поближе к крестьянам, вылившемся например в знаменитую «Ферму» Марии-Антуанетты в Версале. Вот и Божон устроил тут и ферму, и молочню, зверинец с птичником, и даже мельницу ветряную — Мулен-Жоли. Дом Божона был окружен рощами, извилистыми дорожками, лужайками и статуями из мрамора и камня, большинство из которых были в натуральную величину. Сам Божон называл свой дом Эрмитаж – что в данном случае стоит перевести как «жилище отшельника». Выстроил он здесь и часовню Святого Николая.
«Безумие Божона», 1807. Служебные постройки и мельница.
(Оригинал — Folie Beaujon, 1807, Communs et moulin)
Часть парка и мельница Божона
Antoine-Patrice Guyot: Moulin de la folie Beaujon en 1827
В 1783-м году он принимал здесь графа и графиню Прованских – будущего Людовика XVIII (Loiuis XVIII) с супругой.
После смерти Божона, последовавшей в 1786 году, его земли отошли его братьям и детям сестры. Забавно, что братьев было двое, но имя у них было одно – обоих звали Жан-Николя Божон! Жаль юристов, однако. Вернув часть земель тем, у кого Божон брал ее в пожизненную аренду, братья на оставшихся владениях решили устроить некую «игровую площадку для аристократии», для чего пригласили фейерверкеров братьев Руджиери (frères Ruggieri) и в 1801 году парк Божона превратили в своего рода увеселительный сад. Ветряную мельницу оставили для антуража, а в 1817 году построили здесь предшественницу русских/американских горок, названную «Montagnes Françaises» — вот откуда всё пошло.
Montagnes Beaujon. 1817.
Поначалу все шло хорошо. Здесь, как писалось, «элегантные трехколесные повозки-вагончики разгонялись до 60 км в час!» – огромная скорость для начала XIX века! Несомненно, это должно было казаться особенно революционным. И бывший граф Прованский, к тому времени уже ставший дважды Людовиком XVIII (до и после «100 дней»), снова захотел посетить это место, дабы поглядеть на диковинную конструкцию. Художник Амбруаз Луи Гарнере запечатлел это событие, произошедшее 2 августа 1817-го года. Как следует из текста под работой, Людовик XVIII приехал со свитой повеселиться в этом саду. Едва выйдя из кареты, в сопровождении конной гвардии, он обнаруживает впечатляющую достопримечательность. Это памятное событие, как указывается в тексте, было нарисовано Гарнере с натуры, выгравировано Леружем и продано в качестве сувенира.
Амбруаз Луи Гарнере. Прогулки на воздухе, Сады Божона. Удостоен Присутствия Его Величества, 2 августа 1817 года .
Ambroise Louis Garneray. Promenades Aériennes, Jardin Baujon. Honoré de la Présence de Sa Majesté, le 2 Août 1817
Несмотря на этот, казалось бы, успех, парк с аттракционами просуществовал всего семь лет и был закрыт в 1824 году.
В 1825 году здесь появляется прекрасная женщина, мадам Фортюнé Амлен (Fortunée Hamelin). Мадам Амлен, урожденная Жанна Женевьева Фортюнé Лормье-Лаграв (Jeanne Geneviève Fortunée Lormier-Lagrave), остроумная женщина, относящаяся к числу тех, кого назывались тогда Merveilleuses. Подруга Жозефины де Богарне, креолка, как и она сама, была необыкновенной женщиной, говорят, её походка околдовывала мужчин. Своим умом и своей красотой она соблазнила и повлияла на более чем одну выдающуюся личность, от Бонапарта до Луи-Наполеона, от Талейрана до герцога Шуазеля или от Шатобриана до Виктора Гюго. Все что было во французских аристократических, военных, литературных кругах, было у её ног. И вот, в 1825 году мадам Фортюнé Амлен вместе с тремя партнерами покупают сад Божона за 500 000 франков, чтобы создать здесь новый район. Призвав архитектора Жана-Жозефа Ружевена они делят сад на сорок четыре участка и приступают к строительству трех новых, закрытых воротами частных дорог. Так здесь на долгие годы появляется авеню Фортюнé, сегодня это улица Бальзака.
Madame Hamelin
by Andrea Appiani
Мы вплотную подобрались к главному событию этой части нашего рассказа – когда здесь появился дом Бальзака. Итак, парижский купец Пьер-Адольф Пеллетро, один из тогдашних владельцев нарезанных мадам Амлен участков, 28 сентября 1846 года продает Оноре де Бальзаку дом и участок на улице Фортюнé. Цена приобретения была установлена на уровне 50000 франков, причем 18000 из них Бальзак выложил сразу, а 32 000 франков должны были быть выплачены до 28 сентября 1849 года с процентной ставкой 5%. Деньги эти, 18000, дал ему барон Ротшильд. Что же купил Бальзак? Он купил бывшую баню Божона.
Хозяйственные постройки Божона состояли из трех основных построек, подковообразно расположенные вокруг двора, слева от входа в поместье. Каждое из этих зданий состояло из первого и второго этажей. Напротив были оранжереи, а перпендикулярно дорожке — баня.
Это было довольно простое снаружи двухэтажное здание, внутри которого, однако, все было не так просто. Квартира с ванной комнатой состояла из прихожей, гостиной, спальни-ротонды, дамской комнаты. В соседней комнате находилась медная ванна, выкрашенная под искусственный мрамор, верхняя часть которой имитировала кровать. Этажи состояли из нескольких полных квартир.
Дом Бальзака на улице Фортюнé
(Maison de Balzac, rue Fortunée)
Баня имела прямое сообщение с построенной рядом часовней Святого Николая. Эта часовня имела общую стену с домом Бальзака. Он писал: «J’ai là dans mon escalier une porte qui ouvre sur l’église, Un tour de clef et je suis à la messe». (У меня на лестнице дверь, которая открывается в церковь. Поворот ключа, и я на мессе.)
Леон Леймоннерье. Часовня Святого Николая в садах Божона,
Léon Leymonnerye. Chapelle Saint Nicolas de Beaujon. 1865,
Кстати, в этой же часовне упокоился и Николя Божон.
Бальзак затеял большой ремонт и создал тут довольно удобный жилой дом, в который он купил дорогую мебель, и т д, множа при этом свои и без того огромные долги. В результате получился особняк с весьма дорогой обстановкой и отделкой. Бывавший в доме Бальзака Теофиль Готье был поражен роскошью в убранстве и обстановке внутренних помещений он описывает столовую, обшитую старым дубом, зал, обитый дамасским шелком с золотыми пуговками, библиотеку, уставленную «булевскими» шкафами с бронзовой и черепаховой инкрустацией, ванную комнату из черного и желтого мрамора, галерею с верхним светом, мягко освещающим ценное собрание картин, среди которых имелись оригиналы Порбуса и Гольбейна; на всех этажерках редкостные безделушки, саксонский и севрский фарфор, китайские вазы…
Мы еще коснемся некоторых деталей внутреннего убранства дома Бальзака несколько позже.
Перед их приездом в Париж, Бальзак отправил распоряжение, чтобы к их приезду в доме «в жардиньерках стояли красивые-красивые цветы, а в вазах— кустики капского вереска».
Окрыленный счастьем Бальзак писал после свадьбы:
Я женился на единственной женщине, которую любил, которую люблю еще больше, чем прежде, и буду любить до самой смерти. Союз этот, думается мне — награда, ниспосланная мне Богом за многие превратности моей судьбы, за годы труда, за испытанные и преодоленные трудности. У меня не было ни счастливой юности, ни цветущей весны, зато будет самое блистательное лето и самая теплая осень.
Увы, у Бальзака уже не было ни блистательного лета, ни теплой осени.
Долгожданное счастье, к которому шли целых 17 лет, оказалось недолгим – едва став женой, Ганская превратилась в сиделку при муже, который не мог уже ходить и скончался спустя пять месяцев после венчания. В Париже в этом самом доме, Бальзак слёг окончательно. Эвелина писала брату:
Я знаю хорошо, слишком хорошо, что господин Бальзак обречен и что даже при самом хорошем уходе не сможет протянуть долго… Однако сознание того, что я могу быть нужной этому великому уму и этому большому, благородному сердцу, также является наградой. Я дам ему все счастье, которое он заслуживает, и, делая это, сама буду счастлива. Так часто его предавали: я останусь ему верной наперекор всем…
В ночь 18-го сентября 1850-го года его не стало.
Приходской священник Филипп дю-Руль разрешил выставить гроб Оноре де Бальзака в течение двух дней в часовне Божона. Отпевание совершили 21 августа 1850 г..
Бальзак сделал свою жену единственной наследницей. Но увы, на тот момент ничего, кроме долгов, он завещать ей не мог. Уже 28 сентября, через 10 дней после его смерти, Эвелина выплатила долг за дом, с процентами, 32800 франков. Выплатила десятки тысяч других его долгов. Взяла на содержание пожилую мать писателя. Она могла отказаться от наследства, обременённого долгами, но предпочла уплатить их.
Но после того, как она похоронила Бальзака, 50-ти летняя недавняя новобрачная словно поняла, что и ее жизнь может закончится скоро, и – ведь она жила в Париже! – закрутила роман!. Через полгода ее стали замечать с начинающим литератором Жюлем Гуссоном (Jules François Félix Husson), известным Шанфлёри (Champfleury), который был на два десятка лет её младше. Она не стыдясь наслаждалась с молодым человеком бурной парижской жизнью. Шанфлери, же, как сплетничали, был в восторге от её чувственности и темперамента, считая, что ей в этом нет равных. Кстати, Бальзак знал Шанфлёри и поддерживал его талант, даже посвятил ему книгу. А еще через год Шанфлёри сменил художник Жан Жигу (Jean François Gigoux), с которым она осталась до конца своих дней. Жан Жигу, кстати, будет учить живописи талантливого зятя Эвелины – графа Мнишека и напишет портрет его супруги, дочери Эвелины, Анны.
В довершении рассказа о Эвелине Адамовне Ганской мне хотелось бы привести цитату из её письма начальнику III-го Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии графу Бенкендорфу, написанное через полгода после смерти Бальзака, 20-го января 1851 года. Ганская пишет, что Николай I – «великий и могущественный монарх», «он навсегда останется для меня моим императором», «разве он не является отцом той огромной семьи, длительная принадлежность к которой преисполняет меня гордостью?»
В 1852-м году, Анна, её дочь с мужем, графом Мнишеком, продав почти все владения в России, обосновались в Париже, рядом с Эвелиной. Мнишек вел все денежные дела семьи. Говорят, они сделали выгодное вложение в строительство известного вокзала Gare du Nord, что принесло им определенный доход… В 1861 году Ежи покупает особняк на Rue Daru 16. Он заключил с издателем Мишелем Леви договор на исключительное право переиздания всех произведений Бальзака. Так Оноре начал расплачиваться с Эвелиной… Как писала её племянница, Екатерина Радзивилл, Эвелина приобрела «великолепный замок Борегар в окрестностях Вильнев-Сен-Жорж», где она теперь проводила лето. Хотя вероятно этот замок был куплен до замужества с Бальзаком.
Эвелина Ганская умерла 10 апреля 1882 года и была похоронена на кладбище Père Lachaise рядом с Бальзаком.
В 1874 году когда вдова Саломона Ротшильда, баронесса Адель, разрушила здесь все, чтобы построить особняк в стиле Людовика XVI.
Ограда дворца Соломона Ротшильда, Париж. В конце стены, на углу — ротонда, выстроенная на том месте, где была часовня.
Дворец Аделаиды Ротшильд. Построен на месте главного павильона Бижона. В нём сейчас находится Национальный центр фотографии.
Оставим Париж и вернемся в Верховню.