Львовы. Воспоминания Михаила Львова.


Герб рода Львовых.

Михаил Александрович Львов

Отрывки из воспоминаний


Использование материалов сайта только с согласия автора.


Алла Петровна Львова

История одной фотографии

 

С фотографии, сделанной в середине 70-х годов XIX века, смотрят дети в возрасте от подросткового до полуторогодовалого. Их семеро. Ухоженные, одетые по высокой моде того времени, принятой в аристократических семьях, но скромно. Выражение лиц спокойное, умные глаза детей внимательно наблюдают за происходящим действом. Ни гримас, ни хмурых взглядов исподлобья, лица прекрасно воспитанных детей одной московской дворянской семьи. Пристально всматриваюсь в каждое лицо и с большим трудом представляю, что это было, было и не где-то там, в Париже или Лондоне, а здесь, в Москве, на одной из тихих улочек старого Арбата на исходе сумбурного 19 века, переполненного маньяками, убийцами желябовыми, каляевыми, перовскими и прочими фиглярами, место которым в дурдомах, а они все плодились и плодились, убивали, взрывали и поджигали, приближая век XX, заливший кровью всю страну. Трудно назвать лицами рожи этих убийц. Как правило, хмурый взгляд исподлобья, узкие лбы, глаза с хитрым прищуром, словно наводит на тебя ствол револьвера. Револьвер, революция, ревком, комиссар, пистолет, контрреволюция, приватизация, пахан, олигарх и прочая грязь, и мутное небо, и мутная даль. А здесь, совсем рядом, такие светлые, такие чистые лица детей, и их глаза, и вопрос, застывший в них: «Кто мы? И неужели и те, жаждущие крови, тоже люди?».

Приведенными выше строками предполагал начать настоящую статью Лев Иванович Львов за месяц до кончины. Но не успел. Я посчитала возможным исполнить это его желание. Далее продолжу по своему усмотрению.

На фотографии – семеро детей одной семьи из древнего рода тверских нетитулованных дворян Львовых. Это правнуки знаменитых Николая Александровича Львова (1753-1803) и Николая Семеновича Мордвинова (1754-1845). Настолько известных, что их даже представлять ненадобно. Детей ожидало счастливое и самодостаточное будущее. Действительно, они многого добились, а не просто жили в славе и достоинстве своих предков. Но время распорядилось иначе, и судьба у всех оказалась трагичной. Только старший Александр ушел из жизни по воле Божией, да и то, едва достигнув 50 лет. Варвара, Николай и Константин вынуждены были оставить Россию в 20-е годы, потеряв своих сыновей — еще мальчиков в годы революции и гражданской войны. Судьба Алексея неизвестна, он пропал без вести после 1917 года. Федор умер от тифа в санитарном поезде, где добровольно работал санитаром, Владимир – в тюремной больнице. В семье были еще две самые младшие дочери, которые умерли: Наталья в 21 год при родах, Анна – в 31 год от кори. А дети и внуки этих детей на фотографии волею времени и судеб оказались разбросанными по всему миру. С некоторыми из них мне удалось встретиться.

Т.А. Аксакова-Сиверс, вспоминая своих предков, пишет: «Печать исключительности лежит на них и на их жизни, поскольку их жизнь сплетена с внешними обстоятельствами большой важности, участниками, свидетелями и жертвами которых им пришлось быть.

Сильна обида за утрату того единственного, что остается у человека от его прошлого: писем, дневников, фотографий… Всего этого мы, их потомки, были лишены грубо, а главное бессмысленно. И все же в период полного одиночества, когда все помыслы направлены в прошедшее, не могу отказать себе в радости вызывать милые образы тех, кого уже нет и кто далеко…»

Удивительно верно переданы чувства, которые испытываешь, когда думаешь о потомках Николая Александровича Львова. Чувствую именно радость, если вдруг случится встреча с кем-то из них, получишь письмо, или какую-либо другую весть. Именно обиду за трагичность и бессмысленность их преждевременного насильственного ухода из жизни. С особым чувством почитания отношусь к предкам своего мужа и считаю своим долгом рассказывать о них людям.

Достаточно подробно о жизни и судьбе некоторых детей с помещенной здесь фотографии уже сказано в книге «Род Львовых», выпущенной в 2003 году к 250 летию со дня рождения Н.А. Львова. За годы, прошедшие со дня выхода книги, были новые встречи, письма, фотографии… В настоящей статье приведены отрывки из воспоминаний Михаила Александровича Львова1, посвященные его дедам и родителям. Потребовались время и некоторые усилия, чтобы убедить его в том, что память о них дорога и небезразлична не только близким, но и всем, интересующимся правдивым прошлым своей страны.

Генеалогия Львовых.

Схема родственных связей

Отрывки из воспоминаний Михаила Александровича Львова2


Михаил Александрович Львов.

Михаил Александрович Львов.

Происхождение

 

Информация о моем происхождении очень краткая. В нее входят мои родители и мои дедушки и бабушки. Мои родители3, увы, не рассказывали много о своих предках, так как не интересовались своим происхождением. Некоторую информацию я получил из воспоминаний, оставленных моей бабушкой4 по матери… Воспоминания, хоть и чудесные, для меня были не очень понятны, так как относятся к детству в прошлом веке и описывают жизнь в России до октябрьской революции. Информацию о Львовых я получил, прежде всего, от тети Тани (сестра отца – примечание автора статьи). Но я бесспорно виновен до настоящего времени, что у меня было мало интереса к своей генеалогии. В действительности, я был очень застенчив и неловок, когда речь шла о моих предках. Например, если речь заходит о Толстом и что я его внук, я стесняюсь и меняю тему разговора. Возникает какая-то робость от того, что делают сравнение между известным писателем и неким Михаилом Львовым, который всего-то «продавец лимонада», но также и из моего убеждения, что мы не отвечаем за наши гены и не должны этим хвастаться.

О генеалогии Львовых

 

… Мы не титулованны, дворянские титулы (граф, князь) были введены в России где-то в 17 веке при Петре Великом, но мы из древнего русского дворянства, и я, должен сказать, что братья5 и сестры6 папы несколько гордились, что не имели титула.

Мой дед по отцу Константин Львов7 был очень богат, у него было большое имение в Podolie8, в нескольких км от австрийской границы; это было большое зерновое хозяйство, руководство которым было поручено управляющему. Как все дворяне той эпохи, он предпочитал жить в Москве или С.Петербурге, а не уединяться на просторе украинской равнины; он выезжал туда с семьей только летом.

Он владел9 также огромными лесными угодьями на севере С.Петербурга, откуда экспортировал дерево ели в Англию.

Старинная фотография, или скорее дагерротип, была сделана московским модным фотографом, где он снят стоя, стройный, руки положены на спинку викторианского стула, отрешенный взгляд, орлиный нос, высокий лоб. На нем форма лейтенанта Кавалергардского полка, который был элитным полком русского дворянства.

Я его едва знаю, так как до войны мы жили в Марокко, в то время, как мои дедушка и бабушка – в Париже. Поездки в то время были очень длинными, переезд из Касабланки в Марсель длился больше трех дней, но, главным образом и прежде всего, у нас не было средств путешествовать, поэтому мы не поехали на его похороны…

Константин Николаевич Львов и Софья Владимировна Львова

Константин Николаевич Львов (1870-1937) и Софья Владимировна Львова  (1875-1952, урожденная княжна Голицына)
Фото около 1895 года. Публикуются впервые.

 

Убежденный англофил он любил все вещи из Объединенного Королевства, так он любил для своего туалета мыло Pears и одеколон из лаванды Adkinson (который я люблю использовать и сам).

Несмотря на прямое отношение полка С.Петербурга к кавалерии, за время военной службы он ухитрился ни разу не сесть на лошадь. Он женился на моей бабушке10 , урожденной княжне Голицыной, в конце прошлого века. Он проводил очень мало времени с семьей, проживая большей частью в С.Петербурге или Москве, где был членом Английского клуба на Тверском бульваре… Он почти не общался с детьми, оставив их на попечение супруги и разных французских гувернеров и учительниц…, которые считались членами семьи…

Я снова вижу его детскими глазами ближе к 1930 году. Нервное лицо с выпуклыми скулами, очень выразительные глаза без особой теплоты, внушающие некий страх. Раздраженный он ходил беспрестанно туда-сюда, занятый своими мыслями11.

Он умер в Париже в 1941 году, в очень большой нищете и похоронен в семейном склепе на кладбище Sainte-Genevieve-des-Bois.

Моя бабушка12 по отцу, урожденная княжна Голицына, происходила из одной из самых знатных княжеских семей России…

У меня имеется старая фотография моей бабушки. Очень красивое лицо, нежное, маленький орлиный нос, голубые глаза, смотрящие удивленно в камеру. Длинные волосы, которые она заплетала в две косы и тщательно укладывала в шиньон.

Фото показывает ее одетой, как в ту эпоху, в длинное белое платье с очень узкой талией, выделяя бюст и «последующее». Еще совсем молодой она была избрана в фрейлины ее величества императрицы Александры и удостоена блиллиантового шифра «А» императрицы.

Софья Владимировна Львова с детьми.

Софья Владимировна Львова с детьми.
Фото начала 1900 годов.

 

Я не совсем уверен, что у нее была очень счастливая жизнь с моим дедом. Трудно сегодня представить себе жизнь, которая была у нее в России. У нее было шесть детей с мужем, который был ей чужим, да к тому же редко бывал дома. В силу обстоятельств она была уединена дома, в Москве во время учебного года, либо в имении сразу после окончания занятий. Для этого нанимали целый вагон в Москве и уезжали со множеством слуг, гувернанток и учителей в далекую Padolie. Поездка длилась два дня. Имение находилось в нескольких километрах от вокзала Каменец-Подольска. Несколько колясок, запряженных лошадьми из имения, их ожидали. Большое число слуг встречали семью на вокзале, и все радостные ехали рысью по пыльной дороге в имение к большому дому. Оставались там до конца лета…

События конца 1917-1918 годов привели к тому, что высший свет, богатый и легкий, в котором она вращалась, изчез. Ее старший сын Владимир был убит в голову во время гражданской войны 1918 года. Ее второй сын Александр, мой отец, едва достигнув 17 лет,  ушел добровольцем в Белую армию, где находился всего несколько месяцев. Она должна была покинуть свои аппартаменты в Москве. Для большей безопасности, прежде чем покинуть Москву, она сдала на хранение фамильные драгоценности и сбережения в CreditLyonnais, убежденная, что не посмеют конфисковать диапозитивы в иностранном банке. Семья направилась на Кавказ, который не был еще в руках большевиков. Они оставались там несколько месяцев, пока красные распространили свою власть до Грузии. Семья вынуждена была уехать в Крым, в Ялту, откуда старый Britanniqueдоставил их в Константинополь.

Турция, проиграв войну, вынуждена была как союзник встречать русских белых, которых размещали на Принцевых островах в Мраморном море. Эти острова летом были любимым дачным местом жителей Стамбула. Эти острова вновь соединили Львовых и Толстых, которые были знакомы по Москве, где брат моей бабушки по отцу Александр Голицын женился на сестре моей бабушки по матери Ольге Глебовой. После краткого пребывания на этих островах они отправились в Югославию, б. Сербию, союзника России, которая приняла огромное количество беженцев из России. Львовы и Толстые получили приют в средневековом замке около австрийской границы. Считаю, что первые искры любви Александра и Татьяны получили здесь рождение. Потом они уехали в Париж, в конце 1918-начале 1920 годов.

Боже мой, какая трагедия и в то же время какой урок дает нам бабушка, которая имела все: богатство, несколько имений, очень высокое социальное положение и которая оказалась вдруг беженкой из России, на чужой земле, лишенной всего и потерявшей все.

Я увиделся с ней в 1945, сразу после войны, в небольшой квартире на улице Darcet рядом с площадью Clichy, на 5-ом этаже, без удобств и отопления. Она жила с младшей дочерью Nelly (Анна), которая была замужем за Владимиром Golovchan. Честный человек, который трудился рабочим на заводе в парижском пригороде, с которым она не имела ничего общего. Трудно представить сейчас тоскливые бессоные ночи в этой маленькой квартире, попивая чай и слушая одни и те же истории12 .

Я приходил часто, чтобы увидеть ее, когда учился праву в Сорбоне. Она была сама скромность, никогда не судила за то, что с ней стало. Когда я посещал ее, рассказывал о своей учебной жизни, она слушала с доброй улыбкой. Было невозможно узнать ее мнение и о чем она думает.

Она умерла в 1952 году от рака, что было очень мучительно. Будучи больной, она никогда не произносила ни малейшей жалобы, и когда ее спрашивали, как она, отвечала с улыбкой, что все идет хорошо. У меня перед глазами похороны в ноябре 1952, было очень холодно, … очень мало народу на кладбище, и было впечатление, что люди спешили возвратиться.

Нам трудно представить в наши дни экономические условия, которые заставляли страдать моих предков, впрочем, как и огромное большинство русской эмиграции. Но не считайте, что там были только грусть, тоска и безнадежность… В то время, да, были бедны, но существовала и радость жизни. Париж в ту эпоху был переполнен русскими кабачками, такими как Шехерезада и Кавказский погребок, так же и ресторанов, интеллектуальная жизнь оживилась, например, с выходом двух ежедневных газет, литературных журналов. Имелась масса молодежных клубов, культурных ассоциаций, музыкальных консерваторий, театральных трупп. Ассоциации бывших воинов трогательно собирали музеи бывших своих полков империлистической войны. В Meudon имелся даже интернат молодых кадетов, которые помимо учебы во Франции, посещали занятия по русскому языку, даваемые добровольными учителями (профессорами)…

Мои родители

 

Когда я пытаюсь анализировать своего отца, то я сталкиваюсь с огромными трудностями. Во-первых, я очень мало жил с ним; это осложняется еще тем, что мой отец, по матери, кровно связанный с Голицыными, был скрытным человеком, а это означает, что невозможно было узнать подлинную глубину его мыслей. Должен признать также, что некоторые черты моего отца вижу в себе, имея природную врожденную сдержанность, и вы, мои трое сыновей, ощущаете те же трудности в общении со мной… Он очень русский, прямо персонаж Чехова из «Дяди Вани». Очень слабохарактерный, незнающий точно свои желания, позволял управлять собою моей матери и позже Кате. Был не способен противостоять зависимости от другого, объясняя это слабостью характера, но ни в коем случае не обстоятельствами.

Мой отец родился вместе со столетием на Западной Украине, где родители имели большое поместье. Он был высокого роста, лысый почти с тридцати лет, близорукий с детства. Я всегда знал его в очках. В силу своего высокого роста у него всегда была некоторая физическая неловкость, заключающаяся в том, что он не знал, как и где разместить свое большое туловище.

Он был само выражение благородства, неспособный обидеть кого бы то ни было, жертвуя собой часто без всякой причины. В России он закончил гимназию. Когда началась гражданская война, отправился добровольцем в Белую армию, где оставался только несколько месяцев. Мне довелось увидеть его простым солдатом. Затем эвакуация на пароходе в Крым, затем с семьей в Константинополь.

Львовы и Толстые, являющиеся частью московской аристократии, познакомились еще в Москве, но именно в эмиграции связи между обеими семьями укрепились.

На Принцевых островах Мраморного моря началась любовь между Таней и Александром, которая продолжалась в Югославии. Тане в то время было только 17 лет, Александру 19. Они уехали из Югославии в Париж в 1920 и поженились в Париже в 1922. У моего отца не было, образно говоря, никакого университетского багажа, покинул Россию с дипломом русской гимназии. Благодаря английским и французским гувернерам, он знал в совершенстве три языка. В Париже он получил водительские права и, как многие русские той эпохи, стал водителем парижского такси. Он мне рассказывал намного позднее, что это была наилучшая работа в его жизни, так как любил свободу шофера, что позволяло видеть красоты города и получать удовольствие от коротких встреч с клиентами, с которыми любил завязывать разговор… В 1928 он стал агрономом. В 1929 году он уехал в Марокко, где нашел работу…  В 1931 году мы с мамой присоединились к нему… Позже мой отец нашел работу директора аналитической лаборатории злаков…

Александр Константинович Львов и Татьяна Михайловна, его супруга.

Александр Константинович Львов (1900-1977) и его жена Татьяна Михайловна, урожденная графиня Толстая

 

В 1936 мой отец принял подданство Франции, стал служащим Офиса Зерна в Rabat…

Я не полагаю, что брак моих родителей был счастлив, это было с самого начала. Они были слишком различны и слишком молоды на момент их бракосочетания. Ужас, что папа при конфликтных ситуациях подпадал под влияние мамы, что не улаживало конфликты.

Мой отец оставался очень русским в течение всей его жизни, с романтической натурой, малым интересом к материальным ценностям, равнодушен к деньгам, также как никакой амбиции к карьере. Тем не менее, он впитал полностью культуру и образ жизни своей новой родины. Я восхищался всегда его знанием о предметах, более всего, изменчивых. Например, мог понять функционирование двигателя внутреннего сгорания, русскую историю или кулинарный рецепт, его знания были столь обширными, что друзья называли его «малым словарем» русским.

Он был совершенно честным человеком, неспособным огорчать кого бы то ни было, это было так явно, что часто люди этим пользовались в своих целях. Он был очень щедр, готов всегда прийти на помощь нуждающимся. Будучи очень русским, он был верным гражданином-французом. В 1939 году он был мобилизован…  … перемирие июня 1940 застало его майором, но его Полк не был послан на фронт… После ранения в 1943 году он уехал добровольцем в Марокканские Отряды арабской кавалерии, хотя ему было уже 43 года, и он мог избежать военной службы…

Мой отец очень любил армию, установленный порядок военной жизни с четко определенной ответственностью по должностям, он любил дисциплину и носил форму с гордостью. Эта французская армия, пришедшая в Африку и состоявшая из добровольцев, была восторженно горда способствовать освобождению Франции…

И потом и главным образом, в то время чувствовали, что это справедливая война и надо было в этом принять участие… Папа со своим совершенным знанием русского, английского и французского был офицером связи идеальным.

После демобилизации 1945 он был принят в Nations Unies в Париже, в начале 1945 переведен в Нью-Йорк. Мой отец был превосходным переводчиком, работал в Совете Безопасности и был знаком в профессиональной жизни с Молотовым, Вышинским, Dean Acheson (госсекретарь США), Adlai Stevenson (Великобритания), оставался в ООН до отставки в 1960. Я должен сказать, что в то время профессия переводчика была престижна. Советский Союз не допускал его подданным выезжать из страны. В сущности все переводчики были Белые русские, которые образовывали очень единую и дружную группу.

Мама к нему присоединилась в Нью-Йорке в 1946 году. Она не любила Нью-Йорк и  была несчастна. Не говоря по-английски, ее жизнь была ограничена русской колонией и, сверх того, она не могла работать. К тому же, их брак уже в то время испытывал затруднение. Она оставалась только несколько месяцев в Нью-Йорке и вернулась в Париж…

Позднее отец сочетался браком с Катей Бутеневой, которую знал еще девочкой в Париже… Я не полагаю, что отец был очень влюблен в нее, его общая жизнь с Катей была скорее способом избавится от одиночества и основать очаг… В 1965 году, когда отец ушел на пенсию, они приобрели небольшую усадьбу XVIII века в Bordebur в Луаре… Это был действительно уголок России во Франции. … Госпожа Conus, бывшая хранительница Музея Эрмитаж в С.Петербурге, старая мадам Бутенева жили там постоянно… В течение лета многие люди приезжали провести там каникулы…

Здоровье моего отца становилось все хуже и хуже. Куривший всю жизнь, он заработал эмфизему, которая поразила его настолько, что он был не способен пересечь комнату не задыхаясь. У него было также отторжение роговицы, и ему была сделана операция… У меня впечатление, что в конце он устал жить и ждал смерти, как избавления. В Рождество 1976 года они уехали в Ameliedes Boines в Pyrennees, так как горный воздух соответствовал вполне моему отцу. Третьего января 1977 он спокойно угас. Он был похоронен на Sainte-Genevieve-des-Bois в склепе Львовых 8 января 1977. Вы, мои три сына, и я сам несли гроб при выходе из церкви… Я должен сказать мимоходом и без сожаления, что я отказался от половины наследства моего отца.

Мне трудно говорить о моей матери без строгого суждения о ней. Мои родители развелись в 1950 году, и их развод меня глубоко огорчил. Даже теперь я не могу об этом подумать без злопамятства, что оказывает влияние на мое суждение, которое может показаться несправедливым.

Мое злопамятство происходит, может быть, из-за того что Таня никогда не имела настоящего материнского чувства по отношению ко мне. Ей было только 19 лет на момент ее беременности, и она совершенно не была приготовлена к тому, чтобы иметь обузу-ребенка, и с момента моего появления в мире я был только игрушкой для нее, куклой, которой она посвящала только часть своей жизни…, поэтому с поспешностью доверила мою охрану и мое воспитание своим родителям, а позже меня поместила в пансион.

Моя мать родилась в 1903 году в Москве, старшая дочь моих бабушки и дедушки13  Толстых. Как в большинстве зажиточных семьях той эпохи, она никогда не ходила в школу… С самого юного возраста Таня была трехязычна… У нее был талант скрывать недостаток своего образования, направляя разговоры на темы, которые были ей знакомы.

Физически Таня была крупная. Она сохранила до конца своей жизни тонкую талию и стройные длинные ноги. Немного треугольное лицо с выступающими скулами. Карие, выразительные глаза, слегка раскосые. Она любила говорить, что ее предки – «калмыки из Центральной Азии». Как старшую дочь, дедушка любил ее особенно и доверял намного больше ей, чем своим другим детям. Таня была наделена практическим умом так же, как «легендарным славянским шармом», владела искусством поворачивать ситуацию в свою выгоду. Она была очень эгоистична и, полагаю, что она в этом раскаивалась в конце своей жизни.

Вопреки своим братьям и сестрам она не была пропитана руссофильством и мне говорила часто, что у нее не было ничего общего с русской парижской диаспорой. Представляю, что эмиграция накануне гражданской войны, со своей нищетой и своей бедностью ее не привлекала.

Я полагаю, что Таня часто оказывалась в нужде, откуда ее навязчивая мысль об экономии, которая с возрастом превратилась в скупость… Она любила блистать и искала компанию людей, которых умела хорошо очаровать. Она гордилась своей принадлежностью к Толстым и после развода вернула свою девичью фамилию…

Когда пытаюсь анализировать мои отношения с нею, с одной стороны, поддаюсь ее привлекательности и естественной веселости. С другой стороны, ее большой эгоизм приносил мне мучения. Она была очень строга со мной, браня меня за малейшие пустяки, редко проявляя материнскую нежность. Мой отец, бывший в зависимости от жены, не вмешивался почти. Мне было десять лет, когда однажды она обнаружила, что я серьезно солгал. Взбешенная она мне сказала, что сообщила об этом моему отцу и потребовала меня выпороть. До настоящего времени я помню эту ужасную сцену, когда должен был снять штаны, лечь на живот и увидеть как мой отец берет ремень и бьет много раз со всей силой.

Она имела фобию, боязнь, оставаться одной, особенно вечером и жила практически у нас, начиная с 80 лет…

В 1987 ее болезнь и позднее агония были очень долгими и тягостными. Ввиду факта, что она курила всю свою жизнь, у нее была грудная жаба, которая выражалась в сердцебиении и затруднении дыхания. Кроме того, у нее был рак ноги, который понемногу распространился на все…

Она умерла 19 декабря 1987 и похоронена на русском кладбище Sainte-Genevieve-des-Bois около Парижа в одной могиле с ее младшей сестрой Sacha и в 100 метрах от могилы моего отца. Перечитывая свои строки, я отдаю отчет о строгости своего суждения и опасаюсь, что вы, мои сыновья, в будущем рискнете выразить свое мнение столь же сурово о своем отце.


1.        Михаил Александрович Львов (р. 1924 года, Париж; проживает летом в Париже, зимой в Маями, США) – внук Константина Николаевича Львова (1870-1937(41) Париж) и прапраправнук Николая Александровича Львова (1753-1803).
2.        М.А. Львов. Воспоминания. Печатный вариант на французском языке. 129 листов. Перевод.
3.        Родители: отец – Александр Константинович Львов (1900, Каменец-Подольск – 1977, Париж), праправнук Н.А. Львова (1753-1803); мать – Татьяна Михайловна Толстая (1900, Москва – 1987, Париж), внучка Льва Николаевича Толстого.
4.        «… Бабушка по матери, урожденная Глебова, родилась в Москве в 1880 году, в том же году, как и ее будущий муж, Михаил Львович Толстой. Она происходила из очень богатой семьи. Ее отец Владимир Глебов, богатый с рождения, женился на княжне Софье Трубецкой, которая принесла ему значительное приданное. Владимир Глебов был превосходным деловым человеком, который великолепно управлял своими имениями. Моя прабабушка по матери, его супруга, которую я хорошо знал, принесла в качестве приданного имение в Азовском море, история которого забавна. Император Александр I, в благодарность князю Трубецкому за его важную службу, однажды позвал его в свой рабочий кабинет, где на стене висела большая карта России, подойдя к ней он указал ногтем мыс на Азовском море и сказал князю, что этот мыс будет его. Позднее в своих воспоминаниях бабушка описывает дикую красоту этого имения с его уединенными, пустынными пляжами и деревнями рыбаков. Бабушка была незаурядным человеком, очень красива в молодости, очень высокая, около метр восемьдесят. Правильные черты лица с выступающими скулами, карие, почти черные глаза, слегка раскосые, вероятно, в силу родства с татарами, очень выразительные, маленький нос…». «… Я должен здесь упомянуть одну интересную деталь на тему моих предков Глебовых. В конце прошлого столетия Владимир Глебов имел значительный вклад в швейцарском банке, директором которого был Mr. Offendorf, религиозный еврей, который имел очень значительные связи и дела с моим прадедом. После революции Глебовы оказались в Париже без гроша. Я не знаю, как Mr. Ollendorf их нашел, но он помогал им финансово до смерти, что позволяло им прилично жить…» (Из Воспоминаний М.А. Львова).
5.        Братья: Николай Константинович Львов (1896, имение Бобылевка, Саратовской губернии – 1904); Владимир Константинович Львов (1898, имение Глебово, Украина – 1919, погиб на войне, без потомства); Павел Константинович Львов (1901, имение Глебово – 1998, Париж, без потомства).
6.        Сестры: Мария Константиновна Львова (в замужестве Лопухина, 1899, имение Глебово – 1987, Париж); Татьяна Константиновна Львова (в замужестве за Этьен Пьер Беф, 1906, имение Глебово – 1993, Париж); Анна Константиновна Львова (в замужестве за Теодором Головчан, 1913, Москва – 1992, Париж).
7.        Из письма Анны-Марии Трикон (р. 1934, проживает в Париже): «… мой дед Константин родился в Париже на площади ArcdeTriomphe. Его мать (Мария Михайловна, урожденная Челищева – примечание автора статьи) часто жила в Европе, особенно в Италии и в Германии, где встретила Листа (1811-1886), у которого брала уроки музыки. Она поддерживала Вагнера, который всегда остро нуждался. Она брала с собой детей и любителей музыки (из семьи) в Байрот (Bayreuth, Бавария),…»: (в 1876 в Байроте открылся Дом фестивалей, построенный по проекту Рихарда Вагнера специально для представления главного в его жизни произведения «Кольцо Нибелунгов», в Байроте проходили и проходят Вагнеровские фестивали, на которые приглашаются самые известные постановщики и дирижеры – примечание автора статьи). От матери «… дети получили высокое музыкальное образование. Константин очень одаренный играл без нот на фортепиано и виолончели ту музыку, которую только что выслушал на концерте…».
8.        Имение Чернятин под Каменец-Подольском, приобретенное в 1860 годах отцом Константина Николаевича Львова. Об имении подробнее в книге «Род Львовых» (А.П. Львова, И.А. Бочкарева, Торжок, 2003 год, с. 122-123).
9.        «… мой дед Константин стал самым богатым из Львовых после того, как обнаружил залежи фосфатов в своем имении на севере России и организовал их разработку…; … увлекался имением на Украине, которое приносило большие выгоды…; «было еще другое имение под Москвой, что позволяло получать оттуда продукты и дрова на целый год…» (Из письма внучки Анны-Марии Трикон, 2009 год, Париж).
10.     Бабушка по отцу Софья Владимировна, урожденная княжна Голицына (1875, Москва – 1952, Париж). «… Один из ее предков был любимым советником Петра Великого, к которому у императора было абсолютное доверие… При Александре I князь Голицын, будучи поклонником Бетховена, как и любителем камерной музыки, заказал Бетховину три струнных квартета, известные под названием Razoumovsky, на русские мотивы… Один из дядей моей бабушки был очень влиятельный член Думы прямо перед революцией…» (Из Воспоминаний М.А. Львова).
11.     «… дед Константин был очень оскорблен, когда ему пришлось уехать в 1919 году в Кисловодск, потом 2 года ожидания, но когда еще могли платить чековой книжкой в Банке, затем – Константинополь, где ничего не мог больше получать…», «… страдал от того, что ничего не мог ни сделать, ни предпринять; уехали в Париж с надеждой на новые встречи, но, увы, из этого ничего не вышло. Он стал грустным и слег, говоря, что жить так глупо. После 6 месяцев он скончался в 1938 году…» (Из письма внучки Анны-Марии Трикон, 2009, Париж).
12.     «… Бабушка Софья для нас осталась как самая строгая и спокойная, никогда не ругала нас, но зато учила читать и убирать игрушки. Она жила с младшей дочерью Нелли (Анна) и скончалась в 1952 от рака. Никогда не жаловалась, но редко смеялась, когда Львовы наоборот шумно и весело всегда угощали и показывались веселыми гостями…» (Из письма внучки Анны-Марии Трикон, 2009, Париж).
13.     «… мой дедушка по матери, Михаил Толстой, четвертый сын писателя, был олицетворением русского барина. Довольно крупный, он был лыс с детства… Очень длинные брови, которые он никогда не подстригал, придавали ему свирепый вид. Глаза светлоголубые, почти серые, смотрели в упор на собеседника… Он учился в лицее Москвы, который окончил, но не учился в университете. … Единственным занятием было управление своей собственностью и охота осенью, у него не было никакой профессии. В начале первой мировой войны он был лейтенантом в Дикой Дивизии… Его полк не принимал участия в первой мировой войне, но воевал в гражданской войне на стороне белых… Он был оптимистом по характеру, натуре, с некоторой покорностью судьбе и даже с чувством юмора принимал скверную судьбу эмигранта… я редко видел и знал существо так влюбленное в жизнь, и такое оптимистическое. Несмотря на то, что все потеряно в России, он оказался во Франции с женой, семью детьми и ни с чем… Увидев, что условия жизни во Франции трудны, он уехал жить в Марокко… Курьезная вещь, дедушка никогда не говорил о своих родителях, вероятно, в силу драмы, потрясшей семью, он жил прежде настоящим, оставляя прошлое в глубине памяти… Он умер в 64 года, 18 апреля 1944 года, в Rabat, похоронен на кладбище Rabat, на памятнике одно только имя «Граф Михаил Толстой»» (Из Воспоминаний М.А. Львова). В октябре 2007 заботой внука Михаила Львова останки Михаила Львовича Толстого были преданы земле в Ясной Поляне рядом с его братьями и сестрами.

11 thoughts on “Львовы. Воспоминания Михаила Львова.”

  1. Здравствуйте.Очень интересно было всё прочитать.Хотелось бы узнать про жизнь помещиков Львовых до 1917 года в с.Бобылёвка.

  2. Очень интересно. Скажите, а есть информация о Федоре (Теодоре) Ивановиче Головчан? Он с Бутурлиновки?

  3. Здравствуйте ! Я проживаю в с.Глебов Хмельницкая область (бывшая Подольская губерния) В нас сохранилась церковь , построеная (извините если я не правильно понял) Владимиром Константиновичем Возле церкви похоронен малолетний сын . Там есть мраморное надгробие с надписью . Сохранился парк и некоторые реликтовые деревья — в частности платан Есть водонапорная башня , вода закачивалась с 70-метровой глубины . Есть другие сооружения , построеные Львовом . Был дворец , но его разобрали Может есть какие то даные об усадьбе Львовых в с.Глебов ?Заранее благодарен Спасибо Могу выслать фото , только вкажите E-mail Досвидание

  4. Воспоминания понравились Спасибо Меня заинтересовал муж вашей тёти Анны Если вас не затруднит сообщите о нем и его судьбе Ведь с ним вместе жила ваша бабушка Заранее вам благодарен за ответ

  5. Князья Александр Николаевич и Константин Николаевич Львовы имели земельный участок в Дагестане, площадью 24800 десятин.Этот участок располагался между рекой Сулак на юге и рекой Акташ на севере.
    В 1890 году меннониты молочной колонии Таврической губернии (немцы,большей частью) купили землю у братьев-князей по цене 42 рубля за десятину, заплатив 992000 рублей.

Добавить комментарий для Сергей Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *